"Семь вкусов спектра пробует язык. "
Б. Ахмадуллина

А - черный; белый - Е; И - красный; У -зеленый.
О - синий: тайну их скажу я в свой черед,
А - бархатный корсет на теле насекомых,
Которые жужжат над смрадом нечистот.

Е - белизна холстов, палаток и тумана.
Блеск горных родников и хрупких опахал!
И - пурпурная кровь, сочащаяся рана
Иль алые уста средь гнева и похвал.

У - трепетная рябь зеленых волн широких,
Спокойные луга, покой морщин глубоких
На трудовом челе алхимиков седых.

О - звонкий рев трубы, пронзительный и странный,
Полеты ангелов в тиши небес пространной -
О - дивных глаз ее лиловые лучи.

Что это - странная фантазия поэта? Или какая-то особенность восприятия звуков тонко организованной поэтической душой? А может, гласные действительно "окрашены" в восприятии всех носителей языка?
Решили провести немудреный пробный эксперимент. На доске в строчку пишутся шесть гласных Е, О, Ы, У, И, А. Сбоку в столбик - названия шести цветов: красный, черный, синий, желтый, зеленый, белый. Задание информантам: напишите, в какой из шести цветов, по вашему мнению, окрашен каждый из гласных; если не можете решить, - пишите наугад.
Экспериментатор не должен ничего объяснять и, конечно, ни в коем случае не приводить никаких примеров, доказательств или собственных соображений в пользу тех или иных решений. Информанты работают самостоятельно и безымянно.
Уже первые результаты нас просто ошеломили: против А почти все написали "красный", И для большинства "синий", О - "желтый" или "белый", Ы - "черный".
Стоит ли говорить, что вся наша группа немедленно переключилась на звуко-цветовые эксперименты. Мы проводили их во множестве, применяя разные методики, опрашивая все новых и новых информантов. Проверяли и перепроверяли результаты. Пока наконец окончательно не убедились в том, что гласные звуки речи в нашем восприятии вполне определенно и в основном для всех одинаково окрашены, хотя мы этого не осознаем.
Если учесть еще и результаты измерения значимости гласных по "световым" шкалам ("светлый - темный" и "яркий - тусклый"), то для гласных звуко-цветовые соответствия можно охарактеризовать так:

Цвета гласных получились, правда, совсем не такими, как у Рембо, но мы забыли пока про сонет - ведь нам открылось новое и невероятно интересное свойство гласных.
С согласными дело обстоит сложнее - много звуков, и работа очень усложняется. Пока можно только вполне определенно сказать, что Р четко воспринимается как "темно-красный".
Трудно сказать, от чего зависят эти "цветные" свойства звуков. Возможно, что А и Р ассоциируются с красным цветом потому, что входят в слово красный. Причем звук А в этом слове ударный, так же как И в слове синий, а О в слове желтый. Но почему тогда У - "сине-зеленый", а Ы - "коричневый"? Может быть потому, что У и Ы - самые "темные" из гласных, и для них выбираются цвета потемнее?
А возможно, и наоборот - слово красный стало обозначать цвет, потому что в нем был ударный "красный" А? Ведь когда-то это слово не имело никакого отношения к цвету, а означало "красивый". Тогда соответствующий цвет назывался "червонный", и в этом слове нет ни одного А. Слово синий тоже когда-то не обозначало "небесный цвет", его значением было - "блестящий". Не "синий" ли И придал этому слову цветовое значение?
Но тогда откуда взялись первоначально цвета звуков? Может, А потому "красный", что это самый громкий, самый сильный, а следовательно, и самый "яркий" звук? Он и ассоциируется с самым броским, самым ярким цветом.
Заметьте еще, что особенно четко, в чистые цвета окрашены только три звука - А, И, О. Но ведь и все богатство цветов и их оттенков можно получить смешением в разных пропорциях трех цветов - красного, синего и желтого. Нет ли здесь удивительного соответствия между природой цвета и звуковым устройством языка?
Вопросы, вопросы... И пока нет ответов. Но одно ясно: звуко-цветовые соответствия существуют. А раз существуют, значит, должны где-то использоваться, проявляться. И конечно, прежде всего, эта интересная особенность звуков должна проявиться в поэзии.
Например, поэт пишет о синем небе. Поэтический талант, чувство языка помогают ему отобрать наиболее выразительные языковые средства, чтобы картина получилась яркой, зримой. Тут бы и заставить речь самим звучанием своим вызывать в глубинах сознания (или подсознания?) читателя синий цвет. Для этого в стихотворении должны быть подобраны такие слова, в которых много звуков соответствующего цвета, т.е. звуков И. Поэт, конечно, может не осознавать этих звуко-цветовых соответствий, но тонкое чутье художника подскажет ему, что подбор именно таких гласных усиливает нужное эмоционально-образное впечатление.
Как проверить эти предположения, мы уже знаем. Нужно подсчитать частотность звуков в интересующем нас стихотворении и посмотреть, каких гласных будет больше нормы, а каких меньше.
Первым анализировалось стихотворение Есенина из цикла "Персидские мотивы". Вот его начальные строки:

Три раза здесь назван синий цвет (считая "лазурь"). Значит, по нашей гипотезе в этом стихотворении должен доминировать "синий" И. Так и оказалось: И доминирует, превышая норму почти в два раза!
Интересно, что вторым по частотности, тоже несколько превышая норму, идет У ("темный", "сине-зеленый", "печальный"). Канава его роль? Тот, кто любит поэзию, наверное, заметит, что синева в этом стихотворении Есенина не яркого, радостного тона, это скорее синяя дымка, а само это произведение, как и весь цикл "Персидские мотивы", овеяно светлой грустью. Приходится только поражаться поэтическому чутью художника, который в подборе звуков сумел установить пропорции, подчеркивающие и "цветовую", и общую эмоциональную окраску стиха. Действительно, подбери художник только И - звуки способствовали бы изображению яркого, праздничного синего цвета, нажим на У дал бы цвет штормового моря или грозовой тучи; и поэт, оставляя доминирующим светлый сине-голубой, приглушает его, заставляет звучать в светлом, но минорном тоне.
Может быть, эти странные соответствия звука и цвета не что иное, как случайное совпадение? Возьмем другое стихотворение Есенина:

Здесь заметно увеличена по сравнению с нормой частотность У и несколько больше нормы А. И снова подбор гласных точно соответствует цветовой картине, нарисованной в этом стихотворении словами: темно-синее вечернее небо, подсвеченное угасающим красным - это и есть вечерняя заря. А общий эмоциональный тон?

И здесь все точно: "грустный" У и "радостный" А - "тоска веселая". Нет, это не случайность. Это рука мастера, это творение таланта!
"Цветные" стихи есть, конечно, не только у Есенина. Очень выразительно окрашена звуковая мелодия многих произведений Блока. Есть у него стихотворение, написанное под впечатлением от картины В. Васнецова "Гамаюн, птица вещая". Картина выдержана художником в темных фиолетово-синих и багрово-красных тонах. В той же гамме написано стихотворение:

Вещает иго злых татар,
Вещает казней ряд кровавых,
И трус, и голод, и пожар,
Злодеев силу, гибель правых...

И ту же цветовую картину создают доминирующие гласные: самый "темный" из них Ы (превышение нормальной частотности в 2 раза), "красный" А (в 1,5 раза) и "темный сине-зеленый" У (в 1,5 раза).
Вдумайтесь в это взаимопроникновение разных видов творчества - музыки звуков, поэзии слов и красок живописи, почувствуйте гармонию их слияния, и вы постигнете единый смысл искусства!
Поэты нашего времени тоже широко используют цветовую выразительность звуков речи. Стихотворение А. Твардовского "Матери" начинается строчками:

Подсчет гласных показывает, что стихотворение ииструментовано по звуко-цветовому принципу: доминирует "светло-зеленый" Е, частотность которого превышает норму в 1,5 раза.
Исследование "стихоцвета" - область настолько новая и необычная, что реакции каждого, кто знакомится с результатами анализа звуко-цветовых соответствий в поэзии, почти всегда одинаковы:
- Этого не может быть, - говорят обычно. - А все ваши подсчеты - не более чем парадоксы статистики.
Конечно, не всегда упоминание какого-либо цвета в стихотворении ведет к повышению частоты соответствующего гласного. Так и должно быть - ведь не обязательно в любом "цветном" произведении поэт должен использовать именно эффект "звукоцвета". Но совершенно невероятно, чтобы соответствия, "вычисленные" для всех приведенных здесь стихотворений, были бы лишь результатом удачного совпадения цифр.
Однажды студенты принесли на занятие для анализа стихотворение А. Тарковского "Перед листопадом":

Выпало лето холодной иголкой
Из онемелой руки тишины
И запропало в потемках за полкой,
За штукатуркой мышиной стены.

Там, в заоконном тревожном покое,
Вне моего бытия и жилья,
В желтом, и синем, и красном - на что ей
Память моя? Что ей память моя?

В звуковой ткани стихотворения доминирует прежде всего О, затем Ы и дальше А. Да ведь это и есть желто-коричнево-красная осенняя гамма цветов! Однако в какой-то мере это было предсказуемо. Именно такого результата мы и ожидали. Не так ли?
Но что это за строка в последней строфе: "В желтом, и синем, и красном..."? Неужели поэт подсказывает нам цвета картин, изображенных в первых трех строфах? Посмотрим внимательно. Действительно, в первой строфе прямо назван желтый цвет. Вторая строфа "темная" (в потемках за полкой), "серая" (мышиная стена), может быть, со стальным синеватым отблеском "холодной иголки". В третьей строфе пожар за окном, значит, красный. Точнее, красно-желтый пожар листвы за окном. Но если это так, то не сопровождаются ли эти цветные картины соответствующим звуко-цветовым аккомпанементом гласных? Правда, это было бы уж слишком. Не стремился же, в самом деле, Тарковский изготовить наглядное пособие по изучению звуко-цветовых соответствий в стихе. И все-таки, без особой надежды на успех, я предложил студентам "просчитать" первые три строфы.
Считаем первую. Да, "желтый" О на первом месте. Норма превышена в 2 раза! Пока все подтверждается.
Считаем вторую строфу. Еще одно подтверждение. Доминирует "темный" Ы и "синий" И. Больше ни в одной строфе стихотворения частотности этих букв не превышают нормы. А здесь Ы - в 3 с лишним, а И - почти в два раза. Правда, О тоже больше нормы, но не нужно забывать, что этот звук создает основной цветовой фон для всего стихотворения. И его частотность превышает норму во всех строфах.
Ну что ж, решающее слово за третьей строфой. Кто-то из студентов посчитал первым и крикнул: "Красный!" Мы сидели потрясенные. Все точно: "В желтом, и синем, и красном...". Как поразительно выполнена звуковая ткань этого стихотворения! Как глубоко содержательна игра звуков и красок в нем! Как точно его звуковая форма соответствует содержанию!
А как же все-таки быть с сонетом Рембо? Почему он "окрасил" звуки так странно? Этот вопрос сидел как заноза, покоя не давал. Конечно, заниматься выяснением звуко-цветовых соответствий во французском языке было для нас слишком сложной задачей, но ведь перевод-то русский. Навязал ли Рембо переводчице свои цвета гласных? Это нетрудно проверить.
Будем рассуждать так. Цвета гласных в сонете названы дважды - один раз прямо, а второй раз косвенно - в "расшифровках" цветовой содержательности каждого звука. Если на подсознание переводчицы оказали давление прямые названия цветов гласных, то в строчках-расшифровках она должна нагнетать именно те гласные, которые расшифровывает.
Например, в строчках

должен доминировать по частотности звук А. Тогда мы поверим, что для переводчицы А - черный.
Считаем. И что же? Доминирует вовсе не А. Резко доминирует Ы, превышая нормальную частотность почти в 2,5 раза! Невероятно! Сознательно переводчица пишет: А - черный, а подсознательно - нагнетает в строчках действительно "черный" Ы.
Значит, А должен быть и у нее "нормального" - красного - цвета? Проверим "красную" расшифровку:

Пожалуй, и считать нечего. Здесь почти нет И, зато строчки явно перенасыщены А: чего стоит хотя бы сочащаяся рана. Но все же посчитаем. Так и есть - доминирует, конечно, А. Его частотность превышает норму в 2,3 раза, тогда как И гораздо меньше нормы. Все правильно: А - "красный".
Что же касается И, то его частотность, как и "положено", выше всего именно в "синей" расшифровке:

Поразительно прочно закреплены у нас в подсознании звуко-цветовые соответствия! Переводчицу не сбили "неправильные" подсказки оригинала, она организовала звучание "цветных" строк в точном соответствии с действительной "окраской" звуков.
Кстати сказать, по наблюдениям французских психологов, А и для французов "красный". Так что Рембо в сонете или продемонстрировал свои сугубо индивидуальные ассоциации, или просто соригинальничал. Говорят, что поэт сам смеялся над теми, кто всерьез принимал эти стихи.
Но мы решили не поддаваться на его розыгрыш, и студент из нашей группы В. Шапиро в пику Рембо написал на тему его сонета собственную вариацию с "правильными" цветовыми расшифровками гласных!

А - красная рубаха палача,
А - ахает толпа, на казнь взирая.
Ы - черный бык, мычащий по ночам.
О - осень: крона клена золотая.

У - это грустный свет зелено-синих
Очей ее, глубоких, как пучина.
У - это гулкий цвет волны морской.

"Отговорила роща золотая..." - желтый, коричневый, минорный.
"Воздух прозрачный и синий..." - синий, сине-зеленый, темный, минорный, нежный, тихий.

Наша машинная программа позволяет получить цвет только "теоретически", а нельзя ли устроить так, чтобы вместо печатания названий цветов машина каким-то образом их реализовывала? Зажигала бы цветные лампы, например. Ну, а если есть цветомузыкальные установки, где музыкальным звукам соответствуют определенные цвета, то почему бы не сделать обратный переход? Гласные стиха рождают игру цвета, а теперь пусть эта игра рождает игру музыкальных звуков!
Такое устройство можно было бы назвать цветомузыкальным интерпретатором стиха.
Разумеется, даже в научной фантастике нельзя предположить, что машина, анализируя гласные стиха, нарисует сюжетную картину или исполнит самостоятельное музыкальное произведение. Она может создать лишь сопровождение, лишь фон для стихотворения. Таких основных элементов художественного произведения, как линия для живописи и мелодия для музыки, это сопровождение будет лишено. Значит, порожденный каким-то стихотворением цветовой и особенно музыкальный фон сам по себе, отдельно от этого стихотворения, пожалуй, не будет иметь никакого смысла. Да этого и не нужно. Наша цель - выявить, усилить все художественные возможности поэтического произведения, а не заглушать его самостоятельными произведениями других жанров.
Интерпретатор может быть устроен по-разному. Можно подавать цветные пятна на экран прожекторами. Очень красиво выглядела бы игра света на экране, собранном из прозрачных колонн. Видимо, можно было бы приспособить для этой цели и лазерную установку.
А может быть, и не стоит стремиться к тому, чтобы цветомузыкальным сопровождением управляла непосредственно электронная машина. Такое сопровождение может оказаться слишком машинным, бездушным. Пожалуй, более интересный цветомузыкальный фон для стихотворения можно создать, если машинные результаты анализа использовать лишь как подсказку, как канву для творческой работы человека. Машинные характеристики звуков, строк и строф можно записать в виде нот, и тогда получится партитура сопровождения, по которой аккомпаниатор может творчески формировать звуко-цветовой фон с помощью какого-либо цветомузыкального инструмента.
Чтобы лучше представить себе, как текст конкретного стихотворения мог бы управлять цветомузыкальным устройством или интерпретироваться аккомпаниатором, давайте подробно проследим за процессом преобразования звукового рисунка в цветовой и музыкальный по тексту очень выразительного в этом отношении стихотворения Есенина "Отговорила роща золотая...".
На ЭВМ "просчитывается" текст стихотворения и по частотам гласных машина находит доминирующие во всем тексте звуки, а по характеру расположения ударений задает общий музыкальный ритм. Характеристики доминирующих гласных определяют основную гамму и эмоциональный тон всего стихотворения. По характеристикам "мажорный - минорный" и "светлый - темный" задается общий музыкальный и световой тон, как бы регистр, в котором будет исполняться вся интерпретация. Характеристики "громкий - тихий" и "яркий - тусклый" определяют силу звука и интенсивность цвета.
Если доминирует не один, а несколько гласных, то первый (с частотностью, превышающей норму в наибольшей степени) задает цветовой тон верхней части экрана, второй - нижней. Интенсивность цвета каждого из этих гласных пропорциональна величине отклонения его частотности от нормы.
В стихотворении доминируют гласные О и Ы. Ими и задан общий регистр интерпретации. Это минорный регистр, потому что первый доминирующий - "минорный" Ы. Но не трагически минорный, а скорее светло-печальный, потому что второй доминирующий - "мажорный" О. Те же гласные задают и основной цветовой фон - желтый сверху, темнеющий до коричневого внизу.
Характер включения общего цветового фона зависит от места первого ударения (ударные заранее отмечаются в тексте). Ударное начало - резкое включение, далеко отстоящее от начала ударение - свет разгорается медленно, музыка нарастает постепенно. От-го-во-ри-ла... Ударение далеко от начала, только на четвертом слоге, поэтому цветовой фон будет зажигаться медленно.
На общем фоне развивается дальнейшая игра красок и музыкальных звуков.
Каждый ударный гласный "высвечивается" обязательно. Ударные определяют и характер музыкальных аккордов. Из безударных влияют на интерпретацию не все, а лишь те, которые относятся к доминирующим во всем произведении, в строфе или в строке. Так, все Ы и О будут "высвечиваться" независимо от того, ударные они или нет.
Гаснут цвета звуков не сразу, поэтому, если звук повторяется подряд, каждый новый импульс наслаивается на не успевший погаснуть старый, и цвет разгорается с каждым разом все сильнее, крепнут и аккорды этого звука. Поэтому три безударных гласных О в начале строки

медленно зажигают желтый цвет на общем желто-коричневом фоне. Затем кратко сверкает "голубой" ударный И, и на фоне негромких, печальных аккордов звучит высокая, чистая нота.
Все ярче разгорается желтый цвет, все громче звучат печальные ноты, и в конце строки на экране вспыхивают оранжевые пятна - А на желтом фоне.
Но уже в следующей строке

желто-оранжевый свет мрачнеет: на экран наплывают темно-коричневые пятна Ы. Музыка становится тревожнее и глуше.

Осенние краски продолжают играть за экране, но постепенно они заволакиваются темно-синими тучами - это скапливаются звуки У в словах голубым, прудам, стою. Затем три ударных И подряд - один среди равнины - создают яркий голубой просвет, громко звучат светлые аккорды, но тут же снова сгущаются темные У в словах журавлей, дум, о юности, причем У становятся ударными и картина все больше мрачнеет, в музыке глухими раскатами звучат басы.
Строфа заканчивается вспышкой на темном фоне ударного "красного" А (не жаль), и не успевает он погаснуть, как красные молнии врываются на экран:

Не жаль мне лет, растраченных напрасно,
Не жаль души сиреневую цветь.
В саду горит костер рябины красной,
Но никого не может он согреть.

Здесь, в кульминационных строках стихотворения, звуковая форма наиболее полно соответствует содержанию. Не жаль..., Не жаль..., Не жаль..., - пытается убедить себя поэт. Но никто, да и он сам этому не верит - человек встречает свою осень не так, как природа свою. Если лучшие годы жизни прожиты напрасно - можно ли об этом не жалеть? Трагические противоречия бушуют в душе поэта, грозой врываясь в звуки стиха.
Но постепенно цвет и звук становятся спокойнее, светлее, только иногда еще вспыхивают отблески красного в ударных А, на фоне "темных" Ы и У:

Не обгорят рябиновые кисти,
От желтизны не пропадет трава,
Как дерево роняет тихо листья,
Так я роняю грустные слова.

И если время, ветром разметая,
Сгребет их все в один ненужный ком...
Скажите так... что роща золотая
Отговорила милым языком.

Так вот в чем один из секретов колдовского очарования этого стихотворения! Его звуки - партитура волшебной игры красок, игры, точно следующей за развитием образного и экспрессивного содержания произведения.